Сделав им ручкой и сказав «Привет, пока!», я направился к выходу. Естественно, меня провожал Леха.

– Ник, за харчи и пойло я заплачу, – сказал он на прощанье, пряча глаза. – Потом… Мне должны отдать долг…

– Обижаешь, Леха. Это гостинец.

– Спасибо, брат! – проникновенно поблагодарил Леха, и на этом мы расстались.

Я вышел на улицу. Вдалеке громыхал гром. Похоже, приближалась гроза. Воздух был неподвижен и сильно наэлектризован. А может, мне это показалось. Но искры, которые высекала трамвайная дуга из контактного провода, были гораздо длиннее и гуще, чем обычно.

Несмотря на то, что я был подшофе, и казалось бы, должен радоваться жизни, на душе у меня кошки скребли.

Глава 8

Вообще-то я тоже люблю детективы. Но, в отличие от Лехи, не бросаюсь на забойные обложки и раскрученные имена. Для меня главное, чтобы в книге присутствовала Литература. Пусть и в несколько обедненном варианте – что поделаешь, детектив или триллер не шедевр стилистики – но все же.

Наверное, моя избирательность по части чтива произошла от бабули. Как она доставала меня классикой! Бабуля буквально торчала над душой, пока я дочитывал очередной роман какого-нибудь гения до корочки. А потом еще и вопросы разные задавала. «Почему Раскольников убил старуху, да еще и топором».

А фиг его знает! Бзик у него такой появился.

Живи Достоевский в наше время, он таких бы романов наштамповал о потомках Раскольникова – только держись. Каждую неделю по «ящику» показывают, как молодые отморозки убивают старух и стариков. Это у них теперь вроде спорта. Ведь брать у наших пенсионеров нечего, все, что можно, забрало родное государство – здоровье, силу и накопления.

Но вернемся к детективной литературе. Конечно же, из книг я знал многое: как работает милиция, прокуратура и суды, какими «стволами» предпочитают пользоваться киллеры и как они уходят от погони, как заметают следи, и что такое, в конечном итоге, наружное наблюдение.

Однако я даже не предполагал, как это хреново, когда по твоему следу идет ищейка, и возможно, не одна.

Слежку за собой я поначалу не заметил – я почувствовал ее. Мне вдруг стало очень неуютно: поднялся ветер, который больно бросал в лицо песок (откуда он взялась в центре города, где нет никакого строительства?), на тротуаре появились выбоины, в туфель попал камушек, а одежда стала почему-то тесной и начала жать подмышками.

В общем, полный дискомфорт. Не понимая, в чем дело, я начал нервничать и ругаться. Интеллигентно ругаться, без площадной брани. Все-таки, кругом люди.

А я хоть и не интеллигент в седьмом колене, и уж тем более не принадлежу к дворянскому сословию (чем сейчас кичится разное чмо, чаще всего безосновательно), но все равно благовоспитанный молодой человек. По крайней мере, мне хотелось бы так думать.

В конечном итоге я совсем озверел от каких-то моральных непоняток, и решительно зашел в «стекляшку». Так завсегдатаи называли бар «Арктику».

Когда-то – то есть, при советской власти – здесь было кафе-мороженое. Я часто сюда заходил вместе с бабулей. А когда стал старше, то посещал «Арктику» уже с девушками.

Это было очень уютное и во всех отношениях приятное заведение. В нем подавали не только мороженое, но и шампанское – естественно, взрослым. Курить в «Арктике» запрещалось, так как клиентами кафе были в основном дети и подростки.

Сейчас все переменилось. Дети сюда не ходят, хотя мороженое по-прежнему имеется в наличии, в баре не только шампанское, но и почти все известные спиртные напитки, а что касается курения, то теперь в «Арктике» сигаретный дым стоит столбом.

Изменился и интерьер. Он был выполнен в лучших зарубежных традициях и поражал дорогой отделкой, а также обилием всяких никелированных штучек и разнообразных приспособлений, из которых мне была знакома только кофеварка.

Одно осталось неизменным – «Арктика» как была, так и осталась «стекляшкой». Только теперь обычные стекла заменила на тонированные, и с улицы, как раньше, нельзя было рассмотреть, что творится внутри.

Я решил выпить чашку кофе. Чтобы взбодриться и разобраться в своих ощущениях. За столик я не стал садиться, а пристроился у стойки бара.

– Вам покрепче? – вежливо спросил юный бармен.

– Подешевле, – ответил я.

Бармен понимающе ухмыльнулся. Он понял, что перед ним свой человек, завсегдатай.

«Покрепче» обозначало то же, что и «подешевле», но было гораздо дороже – раза в два-три. В зависимости от аппетитов бармена. Крепость и аромат кофе от суммы не зависели. Но об этом знали только посвященные – те, кто забегал сюда почти каждый день. Всех остальных обдирали безбожно.

Бармен постарался – кофе был потрясающим, даже лучше, чем я ожидал. Я молча показал пацану большой палец, и он расплылся в радостной улыбке. Я тоже остался доволен – почему не сделать приятный, хотя и безмолвный, комплимент хорошему человеку?

В погоне за ускользающим капиталистическим «завтра» мы начали забывать, что улыбка и доброе слово часто дороже денег.

Я отхлебнул пару глотков, посмотрел на застекленную стену… И невольно вздрогнул. Там стоял человек, глаза которого буквально сверлили прочное каленое стекло. Ну просто тебе два алмазных бурава.

Похоже, он колебался – зайти в бар, не зайти? Но мне его колебания не волновали. Меня смутило другое: этого хмыря я встретил, когда выходил из подъезда дома, где жил Леха. Увидев меня, он быстро отвернулся и сделал вид, что рассматривает какую-то афишу. Тогда я не придал этому значения, но сейчас…

Будто прочитав его мысли, я сразу понял, что этот невзрачный, низкорослый мужичок – метр с кепкой на коньках – топает следом за мной. Конечно, это могло быть простым совпадением, что и его нелегкая принесла к «Арктике», однако в глубине души уже крепло убеждение – нет, здесь он появился неспроста.

Тем временем мужчина, так ничего и не высмотрев, ретировался – пошел дальше. Наверное. По крайней мере, пока я пил свой кофе, мне на глаза он больше не попадался. А я следил за улицей, как снайпер за передвижениями своей цели.

Расплатившись, я вышел из бара и с деланной беззаботностью закурил. Гроза обошла город стороной, снова засияло солнышко, и настроение у меня поднялось. Увы, не надолго.

Мужчина невзрачной (я бы даже сказал – неприметной) наружности стоял у лотка уличного торговца аудиокассетами с пиратскими записями как нашей, так и зарубежной музыки. Кассеты постепенно становятся анахронизмом, поэтому навар от такой торговли мизерный, а значит, ни ментам, ни браткам-рэкетирам нет дела до мальчишек, пытающихся таким способом заработать себе на жизнь. А если их и «доят», то по-божески.

Не обрати я внимание на мужчину внимания, когда он заглядывал в «Арктику», обошел бы его как небольшой камешек на дороге, даже не запомнив, где он лежит и какой с виду. Но теперь я все видел в ином свете.

Как я и предполагал, этот серый неприметный мыш пошел вслед за мной. Надо отдать ему должное – делал он это весьма профессионально.

Я не мог все время оглядываться, иначе он сменил бы тактику слежки. Мне хотелось, чтобы топтун пребывал в полной уверенности в своей незаметности. В таком случае у меня больше шансов для маневра.

Но какого беса он ко мне прилепился? И кто его поставил на мой след? Неужто майор Ляхов решил, что я и впрямь маньяк и он хочет застигнуть меня на месте преступления? Бред…

Во-первых, я ну никак не тяну на головореза, способного расчленить человека. А во-вторых, не думаю, что у милиции так много сотрудников службы наружного наблюдения, что они могут бегать, высунув язык, за каждым подозреваемым в свершении преступления.

Нет, здесь что-то не то…

Может, подойти к этому хмыренку и спросить прямо «Что тебе, козел, надо?» И если он начнет кочевряжиться, набить ему морду. Думаю, что сил и сноровки у меня на этот аморальный поступок хватит, хоть я и не дрался уже лет пятнадцать.

Если бы все было так просто…

А что если этот «хвост» обрубить? Про такие трюки мне тоже было известно из книг. Город я знал отлично, поэтому освободиться от слежки мог запросто. Но зачем? Я ведь ничего противозаконного не совершил и впредь не собираюсь совершать. Пусть ходит за мной, ежели ему делать нечего.