– Что ж, как говорится, да обрящет ищущий. Но коль уж пошел такой откровенный разговор, то почему вас не удовлетворил отчет службы наружного наблюдения? Они бегали за мной все эти дни, как бобики, и должны знать, в котором часу я пришел к Чарнецкому, когда ушел от него, куда потом поехал и кто меня вез… Ась?

Ляхов мгновенно покраснел от злости и надулся, будто был воздушным шариком. При этом он втянул голову в плечи и вцепился руками в столешницу, словно хотел одним прыжком перескочить отделяющий нас письменный стол и сожрать меня с потрохами.

Наверное, опер думал, что я полный лох и абсолютное ничтожество в его конгениальной профессии. Может, он и так, но ведь и на старуху бывает проруха. Тоже мне… миссис Марпл в штанах.

– Так это по вашему наущению в «Чебурашке» избили нашего сотрудника? – спросил он зловещим голосом.

– А что такое «Чебурашка»? – спросил я с невинным видом.

– Бояринов, вы играете в плохие игры…

– Ой, только не надо меня пугать! Можете спустить на мой след хоть всех своих ищеек. Мне даже лучше – буду иметь бесплатную охрану. Только не нужно устраивать из серьезного дела театр.

– О чем это вы?

– Я имею ввиду опознание. Оно вам нужно было, как пятое колесо до воза. Вы просто хотели скрыть от меня, что у вас давно лежит в папке отчет, где черным по белому расписаны все мои маршруты и дела.

– И все равно вы замешаны в этих делах, – с неподражаемым упрямством сказал Ляхов; похоже, внутри он даже не кипел, а бурлил как лава перед извержением вулкана.

Я не стал больше драконить опера – вдруг от мстительной злости он не станет выполнять приказ начальства и отправит меня обратно в камеру? – и промолчал. Вежливо попрощавшись, я покинул кабинет Ляхова, и едва не бегом спустился на первый этаж управления внутренних дел.

Вечерело…

Глава 16

Я ехал в троллейбусе и думал: «Как могли оказаться отпечатки моих пальцев в квартире Хамовича? На чем я мог их оставить? Да еще так, что до них не дотянулась тряпка уборщицы…» Это был нелегкий вопрос.

В конечном итоге я решил, что задачка эта явно не для среднего ума. Возможно, я и впрямь что-то там трогал руками, – скорее всего, понравившиеся мне старинные бронзовые канделябры в прихожей – но точно поручиться за это не мог.

В тот момент меня переклинило на рудничном талере; все мои мысли были с ним, и я мало что замечал, а тем более – запомнил.

У своего подъезда я вдруг резко тормознул, словно наткнулся на невидимую стену. Это было странное, доселе не испытанное чувство. Чья-то чужая воля властно вторглась в мой мозг и начала там шебаршиться, словно что-то выискивая.

Я резко обернулся – и поймал взгляд человека, который стоял на противоположной стороне улицы. Несмотря на то, что он был далеко от меня, мне показалось, что я где-то его видел.

Поняв, что я засек его, человек отвернулся и торопливо засеменил прочь. Судя по тому, как он шел, человек был немолод, и быстрая ходьба давалась ему нелегко.

Ментовский топтун? Может быть. Ну и хрен с ним. Если нашим органам делать больше нечего, пусть упражняются на мне. Больше я не буду доставлять им больших хлопот. Закроюсь в квартире и начну работать над монографией по нумизматике, которую давно обещал одному солидному журналу.

Иногда на меня находил такой стих, и я брался за перо – пардон, садился за компьютер, и кропал статейки по коллекционированию монет. Это из меня рвались наружу дедовские и отцовские гены исследователя и ученого, не совсем еще задавленные мещанской ленью. Но такие вдохновенные порывы случались у меня очень редко.

И только стоя под горячим душем – такого балдежа мне еще не доводилось испытывать; для этого стоило немного посидеть на тюремных нарах – я вспомнил, где видел этого типа.

Это «лозоходец»! Только теперь он был одет по-другому, но все равно в старье, а на голове у него, вместо колпака, красовался огромный бархатный берет с небольшим пестрым перышком и каким-то значком.

Да это был тот самый старик. Его длинный унылый нос и гипнотизирующий взгляд забыть невозможно. И теперь я почему-то совсем уверился в том, что он не имеет никакого отношения к правоохранительным органам.

Во-первых, таких древних старцев там не держат. (Если, конечно, он не загримирован). Но кто тогда этот хмырь? И что ему было нужно в нашем доме? Может, это он грохнул Хамовича? Эта блудливая мыслишка возникла тогда, когда я брился. А что: пришел с общеизвестным паролем «Подайте, Христа ради», Хамович открыл входную дверь, чтобы дать ему копеечку, а может, и стольник, и «лозоходец» разделал банкира, как Бог черепаху.

Чушь собачья! Во-первых, Хам Хамыч не страдал человеколюбием и был жаден до неприличия, во-вторых, мог согнуть старика одной левой, а в-третьих, незнакомому человеку дверь он никогда не открыл бы.

И самое главное – если кто-то и приходил к нему домой, то только по предварительной договоренности.

Мне доводилось несколько раз слышать переговоры Хамовича с гостями, которые он вел по домофону. И должен доложить, что покойный банкир впускал их в подъезд только после того, как точно убеждался, что это свои люди.

Так ничего толкового и не придумав, я прошел на кухню, потому что у меня разыгрался просто зверский аппетит, и начал быстро сооружать себе холостяцкий ужин – яичницу с беконом.

Телефонный звонок раздался, когда я заваривал чай. Вернее, это был даже не звонок, а зуммер. У меня стояли два телефона: один современный, кнопочный, а второй – с наборным диском – засекреченный, оставшийся в наследство от деда.

Когда мой дедуля ушел в мир иной, мы не стали отказываться от этой телефонной точки, благо платить за нее нужно было сущий мизер, притом деньги я вносил авансом, сразу за год. Главная ценность этого телефонного номера заключалась в том, что он нигде не значился. То есть, не числился в официальной базе данных. И мы могли говорить по нему о чем угодно без опасения быть подслушанными.

А у меня в последнее время появились небезосновательные опасения, что кнопочный телефон ретивый Ляхов поставил на прослушку. О чем я и сообщил отцу, когда мы с ним беседовали.

Я поднял трубку и услышал голос бати.

– Ты уже дома? – задал он глупый вопрос; наверное, от большого волнения.

– Нет, папа, я еще там.

– Перестань ерничать! Расскажи, что случилось.

– Разве ты не знаешь? Тогда как меня вытащили из СИЗО? Вдруг я и впрямь маньяк, которого обязательно нужно держать под замком.

– Перестань! Раз тебя выпустили, значит, ты не виновен. В противном случае даже мой друг-генерал не помог бы.

– Как хорошо иметь такого отца…

– Ты о чем?

– Должен тебе доложить, что человек без связей на моем месте торчал бы в камере как минимум месяц.

– Ты расскажешь, что натворил, или нет!?

– А что Лукич тебе рассказал?

– Он много чего наболтал. Балаболка твой Лукич. У меня волосы дыбом встали от его разговоров. Даже сердце прихватило. Хорошо, что корвалол был под рукой.

– Прости, папа. Так получилось… Трагическое совпадение.

И я рассказал отцу про убийство Князя. Я не утаил от него ни единого факта, ни единой своей мысли. Он должен был знать все, в том числе и полную историю рудничного талера. А кому еще расскажешь о самых сокровенных тайнах, как не родному человеку?

А еще я вдруг почувствовал себя маленьким-маленьким и совершенно беззащитным. И мне захотелось, как в детстве, прижаться к отцовской груди и отгородиться от всего мира его широкими ладонями, которые казались мне тогда самым надежным укрытием.

– Я говорил, что будет еще убийство, – очень серьезно сказал отец. – К несчастью, я оказался прав. Однако, что-то здесь не так… Не вяжется. Непонятно…

– Что именно?

– Меня подвела интуиция.

– То есть?…

– Я видел МЕСТО преступления. И это наш… теперь уже твой дом.

– Значит, ты ошибся.

– Возможно. Хорошо бы… Но раньше этого никогда не случалось.